Пляжная культура эпохи джаза

Часть четвёртая. Надувная лошадь и прибавочная стоимость

Финансовое благополучие Дайверов (и Мёрфи) было прямым результатом экономического подъема 20-х годов. С 1922 по 1929 год экономика США переживает бум, благодаря которому американцам и удалось так быстро колонизировать Лазурный берег: доллар котировался высоко по отношению к европейским валютам, и даже среднего достатка американцы чувствовали себя во Франции богачами.


Фотография Эдварда Стейшена (Edward Steichen) для "Vogue": в 20х годах этот американский журнал с успехом начинает распространяться в Европе

В 1920 году финансовый секретарь, и в будущем президент США, Герберт Гувер убедил лидеров индустрии добровольно поднять зарплаты рабочим, чтобы заткнуть рты профсоюзам и увеличить покупательсткую способность населения. Одновременно благодаря новым технологиям, распространению электричества в производстве и изобретенных Генри Фордом сборочным линиям, себестоимость товаров широкого потребления серьезно сократилась. Американцы впервые заболели шопоголизмом в той форме, от которой безуспешно пытаются излечиться сейчас.

Вещи, которые в предыдущем десятилетии были доступны только богатым: машина, пылесос, холодильник, стиральная машина - становятся доступны среднему классу. Радио становится самой модной и самой желанной игрушкой. Радио в 1920х годах - это как сейчас iPad, причем wifi всегда бесплатный. С радио к вам домой приходил целый мир - музыка, новости, театр, спорт, сплетни о знаменитостях, моды (да, модные тренды наговаривают в радиорепортажах - развивайте воображение!). Благодаря развитию радио и глобализации поп-культуры начинает развиваться новая индустрия: реклама. Новая экономическая политика требует, чтобы люди тратили деньги сразу, как только получали. Реклама начинает не отвечать на спрос, а производить спрос.


"Розмэри с любопытством разглядывала их пляжное имущество: четыре больших зонта, дававших густую, надежную тень, складная кабина для переодевания, надувной резиновый конь - еще незнакомые ей новинки послевоенной промышленности, первые образцы возрожденного производства предметов роскоши, нашедшие первых потребителей"

В 20 годы возникает концепция "стиля жизни" - потому что у людей находится время на эту самую жизнь. Бытовая техника колоссально облегчает домашний труд и высвобождает массу времени. Вместо домашних заготовок на кухнях появляются покупные консервы и варенья, и одежда купленная в магазине замещает самодельную. У людей появляется досуг, особенно у домохозяек. Разумеется, спросы растут все равно быстрее зарплат. Вдохновленные рекламой, американцы открывают для себя новый способ покупок: в кредит и в рассрочку. Они не могут угнаться за богачами, но они очень стараются. Появляется ощущение, что в самом демократическом обществе мира стирается граница между классами.

Многим кажется, что достаточно заработать некоторое количество денег, и раскроются алмазные врата, и вы окажетесь вхожи в сияющие сферы, куда раньше вам не было доступа. Но это был чистой воды мираж. Стандарты жизни горожан - не только среднего класса, но и рабочих - быстро росли, но доходы богатых росли еще быстрее, благодаря понижению налоговых ставок и биржевому буму. Богатые становились не просто богаче, а гораздо богаче. К примеру, в это десятлетие количество американцев, владеющих автомобилем, увеличилось с каждого пятнадцатого до каждого пятого. Но почти все эти автомобили были одинаковыми черными фордовскими Model T она же "Жестянка Лиззи" - практически, трактор с диваном, стоимость $260 - внизу на фото справа. Почему у Гэтсби машина кремового цвета? Потому что цветные машины означали custom-made, люксовую уникальную вещь. А у Дайверов, между прочим, была Изотта-Фраскини - внизу на фото слева. Изотты были вообще все по определению custom-made: штучное производство. Не думаю, что нужно распинаться, насколько это было не то же самое - фотография говорит сама за себя.



Скотт Фицджеральд был таким типичным американцем экономического бума. Никто со времен "Анны Карениной" не описывал мат. часть с таким упоением. "Она накупила пестрых бус, искусственных цветов, надувных подушек для пляжа, сумок, шалей, цветочного меду и штук десять купальных костюмов. Купила резинового крокодила, кровать-раскладушку, мебель для кукольного домика, пару попугайчиков-неразлучников, отрез новомодной материи с перламутровым отливом, дорожные шахматы слоновой кости с золотом, дюжину полотняных носовых платков для Эйба, две замшевые куртки от Гермеса — одну цвета морской волны, другую цвета клубники со сливками."

Не нужно быть специалистом в истории литературы, достаточно почитать что угодно из Фицджеральда, чтобы это было ясно: Скотт нервозно обожал богатых людей и одновременно ненавидел их. Дело было даже не в собственно деньгах: как раз в это время денег у него самого было много. Но Скотт подспудно чувстовал, что деньги владеют им, а не он владеет деньгами. Он не умел быть богатым. Деньги проходили у него сквозь пальцы и не делали из него сверх-человека, как это происходило с Дайверами. А он, как Джей Гетсби, торчал там как пугало огородное в своих розовых рубашках и на желтом автомобиле. Воплощение пошлого нувориша.


Еще одна обложка Истман

Скотт не был из прямо уж бедной семьи, но он был из семьи недостаточно богатой для своих амбиций. Он учился в Принстоне, но для его семьи это была роскошь. В университете он постоянно сравнивает себя с ребятами из действительно богатых семей, для которых Принстон был чем-то ординарным. И так всю жизнь. Он становится знаменитым писателем, потому что для него это единственный способ женится на девушке очень богатой, причем Зельда пришла из "старых денег", наследстенной денежной аристократии Юга. Ему постоянно кажется, что он недостоин людей, среди которых вращается.

Пресловутый анекдот о раболепстве Скотта перед богачами разнес по миру не слишком щепетильно отнсящийся к фактам Хемингуэй. В "Снегах Килиманджаро" читаем: "Он вспомнил беднягу Скотта Фицджеральда, и его восторженное благоговение перед ними, и как он написал однажды рассказ, который начинался так: "Богатые не похожи на нас с вами". И кто-то сказал Фицджеральду: "Правильно, у них денег больше". Но Фицджеральд не понял шутки. Он считал их особой расой, окутанной дымкой таинственности, и когда он убедился, что они совсем не такие, это согнуло его не меньше, чем что-либо другое." Смешно то, что на самом деле эту фразу: "Богатые отличаются от нас с вами" - сказал не Скотт, а сам Хем, у которого, несмотря на его показной героизм и агрессивное презрение к богачам, явно был massive chip on the shoulder. В 1925 году его семья с больным ребенком живет на Лазурном берегу практически за счет пригласивших их Мёрфи, которые оплачивают врача и постоянно подбадривают и материально поддерживают Хема. Я еще расскажу о том, как он им за это отплатил, а сейчас вернемся к Скотту и его комплексам.


Порядок выезда на пляж на автомобиле и купания с плотика для простых людей, у которых нет собственного пляжа

Мёрфи были одними из тех самых богачей верхнего эшелона, представлявшего собой замкнутую касту, войти в которую было невозможно, заработай ты хоть все деньги на свете. Сара и Джеральд были исключением из своего круга, по причине своей богемности и свободолюбия, но их образ жизни все равно не мог не отличаться от образа жизни их по-настоящему богемных друзей, художников, писателей и композиторов, финансовое благополучие которых напрямую зависело от конъюнктуры и от количества вложенных рабочих часов. На вилле "Америка" был целый штат прислуги: повер, две горничные, фермер, шофер, няня и молодой кузен Дягилева, который был чем-то навроде интерна, исполняя обязанности художественного ассистента, учителя, повара, придворного шута и шкипера Джеральдовой яхты. При этом у Мёрфи был прекрасный вкус и в том, как они тратили деньги не было ни грамма вульгарности.

Перед Скоттом - как перед Розмари в первой части романа - разворачивается идеальная жизнь и люди, организующие эту жизнь, кажутся полубогами. Образованные, талантливые, щедрые - они, действительно, казались "другими", непохожими на ординарных людей: "Дик утверждал, что ни один американец — за исключением его самого — не умеет спокойно держаться на людях, и они искали примера, чтобы поспорить на этот счет. Но, как назло, за десять минут не нашлось никого, кто, войдя в зал, не сделал бы какого-то ненужного жеста, не провел бы рукой по лицу, например." Их трудно не идеализировать. Пробежку Николь по магазинам Скотт раздувает в поэму индустриализации.


Американская мода лета 1925 года: зацените традиционные купальные костюмы справа

"Чтобы Николь существовала на свете, затрачивалось немало искусства и труда. Ради нее мчались поезда по круглому брюху континента, начиная свой бег в Чикаго и заканчивая в Калифорнии; дымили фабрики жевательной резинки, и все быстрей двигались трансмиссии у станков: рабочие замешивали в чанах зубную пасту и цедили из медных котлов благовонный эликсир; в августе работницы спешили консервировать помидоры, а перед рождеством сбивались с ног продавщицы в магазинах стандартных цен; индейцы-полукровки гнули спину на бразильских кофейных плантациях, а витавшие в облаках изобретатели вдруг узнавали, что патент на их детище присвоен другими, — все они и еще многие платили Николь свою десятину. То была целая сложная система, работавшая бесперебойно в грохоте и тряске, и оттого, что Николь являлась частью этой системы, даже такие ее действия, как эти оптовые магазинные закупки, озарялись особым светом, подобным ярким отблескам пламени на лице кочегара, стоящего перед открытой топкой. Она наглядно иллюстрировала очень простые истины, неся в себе самой свою неотвратимую гибель, но при этом была полна такого обаяния, что Розмэри невольно захотелось подражать ей."

Кажется, что Скотт всю жизнь путал причину и следствие. Ему с детства казалось, что большие деньги являются наградой за высокую культуру, а не наоборот. Что некоторый вид людей с рождения наделен магией, которая заставляет все вокруг них становиться утонченно-легким и подлинным, и их богатство - это лишь следствие распространения этой магии на мир. Проблема Гэтсби была в том, что - в отличие о Скотта - он этого не понял и попытался купить волшебство на доллары, перевести количества в качество. Он провалился, и Скотт долгое время думает, что он знает, почему, пока волшебный мир не начинает рассыпаться у него на глазах и он не убеждается, что, лишенные денег, эти полубоги становятся такими же уязвимыми, порочными и уродливыми, как остальные люди. Деньги не спасают. А больше у них и нет ничего.


Обложки Vanity Fair за июнь 1925 и декабрь 1929

Скотт наблюдает их жизнь в течении десятилетия и на его глазах чудесная жизнь Мёрфи - и всего поколения эпохи джаза - покатится в тартарары. Биржевый крах 29-го выдернет из-под их ног ковер-самолёт. Те, у кого было что-то за душой, кроме денег - выживут. Но Дайверы не доживут даже до этого дня. История Дика подтверждает то, что мне уже неоднократно приходило в голову по другим поводам: что эксцентричность, свободомыслие и презрение к общественному мнению, это не признаки особого таланта, а признаки расцветающей социопатии. Мысль о том, что человека не должно беспокоить, что подумают о нем другие, - опасна. Психопаты именно этим и отличаются от нормальных людей. Вы не можете быть жестокими к плохим и несимпатичным людям, но при этом быть гуманными и порядочными. Дайверы были чрезвычайно элегантными утонченными живодерами. Вся их жизнь точно выражена в странном принципе Дика насет того, что ни в коем случае нельзя надеть помятую рубашку, но можно несвежую - лишь бы она была отутюжена. Деньги не спасут их ни от чего: ни от тюрьмы и драки, ни от непонимания с бывшей подругой, ни от стыда, ни от алкоголизма, ни от распада брака. За какие-то шесть лет их идеальный мир будет разрушен до основания. Что останется, так это шестьсот страниц великолепной прозы.