Волшебная гора. Часть 5

Оптимизм и крематории

Американские рождественские марки, собирающие деньги в фонд борьбы с туберкулезом

Санатории публиковали статистические данные, показывающие, что продолжительность жизни чахоточных в санаториях значительно превышает продолжительности жизни больных, как они выражались, "внизу", но несмотря на усилия врачей, круглогодичный загар и ночевки в сугробе, пациенты в санаториях периодически умирали.


Согласно последнему по порядку, но не по важности, принципу борьбы с туберкулезом - Принципу Неугасимого Оптимизма, в санаториях категорически запрещалось упоминать смерть. Хольман говорит: "Два слова здесь, в горах, табу — болезнь и смерть." Он не преувеличивает, это могло быть в писаных правилах. Медицинская сестра могла потерять работу за нарушение этого закона.


Жизнерадостные альпийские лыжницы 30-х годов в тирольских шляпах и модных свитерах

Пациентам категорически не рекомендовалось обсуждать свое состояние друг с другом. И если кто-то умирал, это не то, чтобы скрывалось, но как-бы не замечалось. Тело увозили под покровом ночи через задний выход (и в санаториях, как в пионерлагерях, ходили жуткие слухи про то, что зимой трупы спускают через тайные туннели с гор на санках). Ни морга, ни, упаси бог, крематория или кладбища в санаториях не было. Похороны или хоть какие-то поминки не устраивались, несмотря на то, что люди жили вместе годами и успевали сдружиться. И про "выбывших" забывали на следующее же утро. Никакой психологической помощи пациентам не оказывали, игнорирование вполне сходило за мужество.

Частью принципа оптимизма была общая атмосфера спартанской выдержки и олимпийского терпения. В замкнутом мирке, где жизнь многих висела на волоске, всегда можно было найти человека, который чувствует себя хуже, чем ты, поэтому жалобы и нытье считались дурным вкусом. Врач из "Волшебной горы" славится тем, как он умеет поставить на место пациентов, проявляющих "непростительное безволие": "Был у нас такой, напоследок он разыграл отвратительную сцену, ни за что не хотел умирать. Тогда то <доктор> Беренс на него и накинулся: "Пожалуйста, не ломайтесь, " - заявил он, и пациент мгновенно утихомирился и умер совершенно спокойно."


Те самые туннели: по скату слева стаскивали трупы

Действие Волшебной горы происходит в начале двадцатых годов, а действие романа советского писателя Константина Федина "Санаторий Арктур" - где-то в тридцатые. Вы ничего не знаете об этой книге, потому что это очень плохой роман. Так вот, в нем герои уже контрабандой пытаются достать книгу Манна, которую в их санатории запрещают - потому что она подрывает моральный дух пациентов: "Не читали? Эта книга здесь, наверху, на волшебной горе, секретна. Эта книга — про нас с вами. Здесь делают вид, что ее не существует.”

Нигде в мире искусство закрывать глаза на неприятную правду, не было доведено до такого совершенства. В 30-е годы Давос де-факто становится базой Германской национал-демократической партии. Во время Второй Мировой войны Швейцария сохраняла вооруженый нейтралитет, выливавшийся, в общем-то, в экономическое сотрудничество с нацистским блоком (через Швейцарию шли три из четырех дорог из Германии в Италию), нормально сочетавшееся с предоставлением убежища всем, кто бежал от войны. В результате Давосские санатории становятся невообразимым винегретом из отдыхающих Гитлеровских шишек, американских летчиков, сбитых над Германией, но умудрившихся дотянуть до гор, бежавших из лагерей советских военнопленных, Власовцев и скрывавшихся здесь с начала войны немецких и австрийских евреев.

После изобретения антибиотиков популярность санаториев быстро пошла на спад. Стрептомицин совершал чудеса. Был проведен эксперимент, который показал, что больные, получавшие лекарства во время нахождения в санатории, и те, кто принимали лекарства на дому, поправлялись с той же скоростью и в том же количестве. На фоне медицинского прогресса и изменения ритма жизни санатории превращались в глазах общественного мнения из прогрессивных здравниц в претенциозные дорогие хосписы. Им быстро припомнили и нетопленные комнаты, и дутый оптимизм, и тихое сбагривание трупов под покровом ночи.

В 1944 году в Давосе было более 40 санаториев, сейчас осталось только два - они принимают астматиков и аллергиков и едва сводят концы с концами. Большинство больных предпочтут новые медикаменты и покупку моющего пылесоса многомесячному отшельничеству даже в самых красивейших анти-аллергенных пейзажах.Старые здания ар-нуво переоборудованы в роскошные отели. Если не задумываться, сколько людей умерло в твоем номере страшной смертью, сутками задыхаясь в агонии и заливая простыни кровью, там можно отлично отдохнуть и покататься на лыжах.