Пляжная культура эпохи джазза

Часть первая. Роль личности в истории пляжа

На обложке - фотография Джорджа Хойнинген-Хьюэна, "Ныряльщики". Это не просто моя самая любимая фотография, это мое самое любимое изображение в истории культуры. Всей культуры целиком. Не в укор семье и друзьям будет сказано, но она уже три года висит у меня в списке подарков. Только посмотрите на них. Идеальная аллегория. Такие загадочные, погруженные в свой, замкнутый и недоступный посторонним мир, сильные, цельные, вместе. Позовешь - даже не оглянутся.

Какой-то гений маркетинга догадался поместить этот снимок на обложку Фицджеральдовского романа. Случайное совпадение: фото называется Divers - "Ныряльщики"- и имя главных персонажей то же самое, и соврешенно неслучайное совпадение по духу.

Мое компульсивное желание узнать "как на самом деле выглядили герои" романов втянуло меня в этот раз в целое исследование. Пристегните ремни: сейчас начнеся долгая мутная история возникновения пляжной культуры как мы ее знаем. История о том, как в середине 20-х годов XX-го же века праздное человечество открыло для себя море, а Ф. Скотт Фицджеральд - тщету гедонизма. Само собой разумеется, что эти эссе will contain spoilers. Если вы еще не читали "Ночь Нежна" - что вы вообще здесь делаете? Идите, читайте, на улице снегу по пояс -  когда еще читать о лете на Ривьере?



До Пикассо мы еще дойдем

История талантливого человека, чья сумасшедшая богатая жена постепенно заставляет его забыть о призвании, деградировать и потерять смысл жизни, однозначно указывает на самих Фицджеральдов. Зельда, пьянки, шизофрения, all that crap. И я все думала: хорошо же Скотт приукрашает свою жизнь. В первой части романа мы видим Дайверов глазами восторженной Розмари, и они представляются нам живыми богами. Особенно Дик: "Он шел легким упругим шагом, будто возвращался после великих дел и спешил навстречу еще более великим. Зачинщик веселья для всех, хранитель бесценных сокровищ радости. Шляпа на нем была образцом шляпного совершенства, в руке он держал массивную трость, в другой руке — желтые перчатки. Розмэри думала о том, какой чудесный вечер ждет тех, кому посчастливится провести этот вечер с ним". До чего же хорошо заливает, - подумала я.

В том то и дело, что такие люди не могут существовать в действительности. Как ни обобщай, как ни редактируй: двойственность их жизни неестественна и недостижима. Нельзя быть реальности одноверменно такими совершенными и такими разрушенными. Прототипами Дика и Николь Дайверов были не два человека, а четыре. И если во второй части романа Дайверы - это во многом Фицджеральды, то в первой части это, безусловно, их друзья с Лазурного берега - Сара и Джеральд Мёрфи (Gerald and Sara Murphy). Все то положительное, что было в Дайверах, списано с реальной семьи Мёрфи, все отрицательное - экстраполировано с Фицджеральдов.



Мёрфи были старше Дайверов: в 1925 году Джеральду 37 а Саре 42. Вот они позируют на своем пляже Ла Гаруп. Посмотрите на них внимательно: эти люди придумали Лазурный берег. Они оба были из очень богатых американских семей, но они не были типичными богатыми американцами. Богема, любители искусств, дилетанты, вольнодумцы и граждане мира, Сара и Джеральд Мёрфи были хорошей иллюстрацией, чем экспат отличается от эмигранта. Правильно, - деньгами.

Сара и Джеральд были знакомы с детства: их семьи вращались в одном кругу. Отец Джеральда владел компанией Mark Cross производящей - до сих пор - люксовые кожаные изделия. Отец Сары (в девичестве Уиборг) стал миллионером на продаже чернил для печатных станков. И тот и другая, не обладая здоровыми амбициями родителей, были разочарованием для своих семей, последним же гвоздем в крышку гроба была их женитьба: по совершенно непонятным причинам обе семьи противились родству. Довольно быстро пара понимает, что для нормальной жизни им нужен океан между ними и их родителями, и покидает Америку на 10 лет.

Мёрфи обосновываются в Париже, и Джеральд начинает карьеру художника. На мой взгляд Мёрфи был трендовым и довольно заурядным живописцем. Он работал медленно и страдал от осознания своей беспомощности, вызванного его отличным вкусом. Вот типичная его работа: "Часы".



В чем Мёрфи были действительно талантливы оба - так это в дружбе с талантливыми людьми. Они были богаты и щедро покровительствовали искусствам. Они знали всех и все знали их. Список их знакомых - это справочник по истории искусств начала века. Джойс, Миро, Пикассо, О-Хара, Паркер, Стравинский, Дос Пасос, Кокто, Хемингуэй, Лежер, Дункан и еще три десятка не менее знаменитых имен. Их вечера были legen - wait for it - dary! Legendary. Но свой главный уникальный след они оставили не в Париже.

Летом 1922 года композитор Кол Портер - близкий друг Джеральда со времен Йеля, пригласил Мёрфи провести лето на Лазурном берегу, где у него была вилла. Антиб не был в то время модным местом. Вообще вся полоса Средиземноморского побережья от Италии до Сан-Тропе летом пустела - точно так, как описывается в романе Фитджеральда. Мы говорим о временах до пляжной культуры. Светские люди не понимали, что делать летом в такой жаре, и эвакуировались на север Франции, в Биарриц и Довиль. Отели закрывались за недостатком постояльцев.

Мёрфи уговорили владельца отеля Дю Кап (Du Cup, в романе - Hotel des Etrangers ) оставаться открытым на лето 1923-го и заняли несколько комнат. Они также сагетировали несколько семей своих близких друзей - все сплошь творческих людей - приехать и поселиться в отеле или поблизости, потому что, по уверениям Кола Портера, летняя Ривьера это чудесное тихое место, где можно одновременно спокойно заниматься искусством и отдыхать.


Джеральд Мёрфи, Джинни Карпентер, Кол Портер и Сара Мёрфи

Американцы не страдали от жары так, как европейцы, и затея с летом на Ривьере себя оправдала. Они вернулись на следующий год. Снова точно так же, как описано в романе, Мёрфи купили и перестроили виллу с видом на море и назвали ее Вилла Америка. В духе великолепного хипстеризма начала XX века, они развели собственный огород с органическими овощами, завели корову (и фермера, который за всем этим смотрел) и начали наслаждаться совершенно новым невиданным до этого стилем жизни.

Коктейли на пляже, ужин под звездами. Пикники на островах, акробатические танцы в прибое. Простота и непринужденность, которую могут позволить себе только очень богатые люди. Чёрную икру доставляли с Каспия самолетом - до сих пор это было нелепой роскошью, на которую никто не шел: ни принцы, ни кинодивы. На фото Джералд в типичном прикиде артистической тусовки юга Франции: эспадрильи, тельняшка и вязаная моряцкая шапочка. Николь в романе "... вспомнилась та лавчонка на окраине Ниццы, где они покупали себе матросские штаны и фуфайки — одеяние, на основе которого парижские couturiers создали потом новую моду". То есть, не Коко Шанель по показаниям Фитджеральда ответственна за тельняшки и летние брюки, а чета Мёрфи. Их странный: одновременно роскошный и цыганский, артистический и гедонистский - образ жизни быстро привлекает к себе всех интересных людей Европы и Америки.



На вилле Америка нескончаемый поток гостей. Критик Калвин Томпкинс пишет о жизни на вилле: "Красота их ароматного сада, обращенного к Каннам и горам, пластинки из Гарольдовой энциклопедической коллекции (все от Баха до джазза), вкуснейшая еда, которая казалось возникала по волшебству, изысканно сервированной точно в тот момент, который подчеркивал ее лучшие качества (большей частью прованские блюда, с овощами и фруктами из их собственного огорода), страстное внимание к каждой мелочи, чтобы доставить удовольствие их гостям, все это доставляло им такое очевидное удовлетворение..."

А вот как перелицует это Фитджеральд в своем романе (Евгения Калашникова несравненно лучший переводчик, чем я): "У Дайверов, как у наших далеких предков, день был размерен так, чтобы извлечь максимум из того, что дано, чтобы переходом от одного ощущения к другому усилить остроту обоих; Розмэри еще не знала, что предстоит очередной такой переход от самозабвенного одиночества в волнах к шумному веселью провансальского завтрака. Но ее не покидало чувство, что Дик взял ее под свою защиту и покровительство, и она радостно следовала за всеми, словно подчиняясь его неслышному приказу." По всем свидетельствам, Ривьера была чудесным спокойным местом, пока не появились Фицджеральды.



Они являются сюда в 1924 году, скрываясь от дороговизны и сухого закона. Скотт считает, что им необходимо уменьшить расходы, а лично ему найти спокойное место для творчества. Помедитируем над этой фразой. Во-первых, летняя Ривьера в те годы не ассоциируется с дорогим курортом и ночной жизнью. Во-вторых, несмотря на то, что Скотт в те годы очень много зарабатывал: в среднем он получал по 25 000 долларов в год, что на нынешние деньги примерно в 10 раз больше, - они постоянно сидят на мели. У Зельды не было даже нитки жемчуга, они все спускали в бесконечных вечеринках на Лонг-Айленде.

И вот они прибыли. Ему 28, ей 24, их дочке три года. Зельду постоянно мучил колит, который злобный Хемингуэй назовет "типичным результатом злоупотребления шампанским". Она еще не считается сумасшедшей, но периодически устраивает публичные сцены и попытки самоубийства. Скотт еще не законченный алкоголик, но уже прославленный пьяница и дебошир. Он только что закончил работу над "Великим Гетсби". Они спускаются на пляж и видят веселую интернациональную компанию под большими зонтиками.