Пляжная культура эпохи джаза

Часть пятая и последняя. Ночь Нежна

Откровенно говоря, Мёрфи больше любили Зельду. Когда они только познакомились, она была еще очаровательной, всегда веселой, оживленной девушкой с отличным вкусом и большой индивидуальностью. А Скотт уже был мрачным пьяницей и, выпив, становился невыносимо бесцеремонен. Он задавал бестактные вопросы, считая, что у него, как писателя, есть богоданное право лезть в личную жизнь людей, и чувство юмора у него было как у грузчика. Джеральду однажды пришлось натурально забанить Фицджеральда с "Виллы Америка". Расшалившись, тот начал швырять Сарины драгоценные венецианские бокалы с террасы в сад, и Мёрфи строго попросил Скотта уйти и не появляться три недели.


Картина Дж. Мёрфи "Вилла Америка". Ага, живописное полотно


Сначала Скотт писал каждый день. Нет, ей-богу. Ему нужно было спрочно сделать исправления в "Гэтсби" и он работал не поднимая головы. Кажущаяся легкость Фицджеральдовской прозы глубоко обманчива. Он очень много перерабатывал тексты, добиваясь этого эффекта непринужденности: пишет - как ручей течет. Зельда скучала, ходила на пляж, завела роман с французским летчиком. Очень быстро эта идиллия встала ей поперек горла. Она пыталась отравиться, Сара откачивала ее в отеле. Скотт был очень мрачен, но сдал "Гэтсби" в срок. Все знают, что он пытается переварить семейные проблемы в материал для нового романа. Скотт задумывает историю о молодом голливудском технике, приезжающем на Ривьеру со своей властной матерью. Там молодой человек знакомится с богатыми обаятельными людьми и, попав под их влияние, убивает мать. Роман должен будет называться "Человек нашего круга".

Фицджеральды зимуют в Риме и Париже и притаскивают из Парижа нового друга - Эрнеста Хемингуэя. Скотт считает себя более успешным писателем, чем Хем, и пытается взять его под свое крыло. Но Хему под крылом тесно. Скотт завидует его продуктивности, таланту и бескомпромиссности. Хем считает, что Скотт растрачивает свой дар впустую. Зельда и Хем сразу невзлюбили друг друга. Кажется, он первый, кто начинает вслух называть ее "чокнутой", она же считает его позёром и я тоже так считаю. Хэм оставляет жену (Хэдли) и ребенка на вилле Америка, а сам уезжает в Испанию: смотреть корриду и писать "The Sun Also Rises". Когда Зельду спросят, о чем этот роман, она отчеканит: "Bullfighting, bull slinging, and bullshit" (бой быков, враньё и брехня).


В Париже в 1926м: в тени сидят Джеральд и Сара Мёрфи и Эрнест с будущей женой Полин Пфайфер слева и пока еще женой Хэдли Ричардсон справа

Скотт, вдохновленный Хемингуэем, набрасывается на новый роман. "Гэтсби" был принят не так хорошо, как он расчитывал, и в нем взыграл реваншизм. Но Зельда совершенно не хочет входить в его положение и постоянно тащит его куда-то равлекаться, и наученный горьким опытом прошлого лета (французский летчик был, никто даже не отпирается) Скотт не хочет оставлять ее одну. Чтобы обеспечивать свой стиль жизни он пишет рассказы в популярные журналы - это хорошо оплачиваемая работа, но он чувствут (и Хем не дает ему забыть) что он разменивается по мелочам и завидует героическому аскетизму Хемингуэя. Хэдли говорила: «Они (Фицджеральды) были неудобными друзьями. Могли позвонить в четыре утра, а у нас был маленький ребенок, и нам это не очень нравилось. Когда писал Скотт, я просто не знаю».

Хем, быстрый на диагнозы, уже все для себя решил и каждую минуту использует для того, чтобы объяснить Скотту как психопатка Зельда убивает его талант, и как он продался за деньги. Второстепенные герои нового романа - те, кто потом превратится в Дайверов - вдруг начинают обретать плоть и историю. Между тем Зельда ведет себя все более непредсказуемо. Она подбивает Скотта нырять ночью со скал в 30 футов высотой, что они делают к ужасу всех. Это почти 10 метров, господа. После очередного буйства на вечеринке приглашенный врач делает ей укол морфина. Уже все начинают чувствовать, что с ней что-то не в порядке.

Железная дорога активно - и успешно - промотирует Лазурный берег как летний курорт
с помощью великолепных постеров Рожера Бродера

В конце 26 года Фицджеральды возвращаются в Штаты, без денег, без нового романа и с больной Зельдой. «Боже, — писал Скотт своему редактору, — как много я узнал за эти два с половиной года в Европе. Они мне показались десятилетием, и я даже чувствую себя стариком, но я не должен упустить всего этого, даже самых неприятных и болезненных аспектов этого периода». Роман, который он начал во Франции, становится все более автобиографичным. В 1927 году в Голливуде он встречает 17 летнюю актрису Лоис Моран. Вместо молодого техника главным лицом романа становится голливудская инженю, которая высаживается на пляже в Антибе и влюбляется в гламурную богатую пару с темной тайной в прошлом.



Так "на самом деле" выглядела Розмари Хойт, и если мы примем версию, что Зельда была основным прототипом миссис Дайвер, - вот так выглядела Николь, в чьем "красивом лице было что-то жесткое и в то же время беспомощное". Томми Барбан, разумеется, романтический Хемингуэй

Зельда страдает агрессивными приступами ревности. Когда она пытается предъявить Скотту претензии, что тот увлекся Лоис Моран, тот бросает ей в лицо, что "Лоис хотя бы что-то из себя сделала". Зельду, которая уже который год пытается стать то писательницей, то художницей, это задевает чрезвычайно. Она возвращается в их бунгало, сбрасывает всю свою одежду в ванну и поджигает ее. А потом решает стать новой Анной Павловой. В 27 лет Зельда начинает одержимо заниматься балетом. Она становится тихой и замкнутой. Голоса в голове приказывают ей молчать. Она тренируется на износ, по 10 часов в день, и ее госпитализируют по причине нервного истощения. Приехавший на вызов доктор замечает, что Скотт тоже совсем плохо выглядит. Чтобы оплачивать счета он пишет практически без остановки, но всё рассказы.

Каждое лето Фицджеральды проводят в Европе, но прежние дружбы постепенно охлаждаются. Скотт уже очень сильно пьет и Зельда ведет себя опасно. Однажды Фицджеральды возвращаются из Прованса в Париж на машине. На горной дороге психанувшая Зельда хватается за руль и пытается повернуть машину к обрыву. Эта сцена тоже войдет в будущий роман. Весной 30-го ее в первый раз госпитализируют в психиатрическую клинику. Зельде ставят диагноз "шизофрения" и с тех пор она будет периодически находиться в лечебницах по нескольку месцяев кряду. Скотт за эти годы приобретает такую эрудицию в области психиатрии, что чувствует себя способным писать о враче-психиатре с профессиональной точностью. Мёрфи остаются одними из немногих друзей, которые не прерывают отношения с Фицджеральдами, и те всегда возвращаются в Антиб. Но вскоре им становится некуда возвращаться.


К 1929 году "Saturday Evening Post" платил Фицджеральду по $ 4000 за рассказ. Это больше, чем 50 000 долларов на нынешние деньги

Блистательная жизнь Мёрфи во Франции прерывается внезапно и непоправимо. В начале 1929-го у их младшего сына диагностируют туберкулез. Всю свою энергию Мёрфи бросят на его лечение. Биржевой крах в конце года поставит семейный бизнес на грань раззорения. Как бы ему этого ни не хотелось, Джеральд вынужден вернуться в Америку и взять на себя управление фабриками. Он окончательно забрасывает живопись. Вилла Америка сдается в аренду. Несмотря на самопожертвование Сары и Джеральда, оба их сына умрут, не достигнув совершеннолетия: один от чахотки, другой от менингита. Хемингуэй злобно и совершенно непростительно, если иметь в виду то, как Мёрфи относились всегда к нему и его семье, комментирует по этому поводу: ''They were bad luck to people but they were worse luck to themselves and they lived to have all that bad luck finally.'' (Они приносили людям зло и в конце-концов сполна хлебнули из этой чаши)

В 32 году Фицджеральд окончательно решает, о чем будет его роман: о талантливом человеке, который связывает себя с обаятельной, но психически больной женщиной, которая приводит его к краху карьеры и личности. Все, что накопилось за последние годы, он выливает в рукопись: ощущение собственной беспомощности, отчаяние и неспособность спасти любимую женщину, призрачность силы денег, хрупкость счастья. Вся память о лете Лазурном берегу - его драгоценная собственность. Когда Зельда пытается издать свою собственную версию происшедшего в романе "Оставь за мной вальс", Скотт приходит в бешенство. Он считает, что Зельда пытается украсть у него материал. Он заставляет ее серьезно переработать текст и только на этом условии соглашается с публикацией. Роман Зельды предсказуемо проваливается и Скотт не скрывает своего злорадства. Ни о какой привязанности между ними уже нет речи.

Начинаются худшие годы его жизни. Становится ясно, что Зельда уже никогда не будет прежней. Содержание ее в больнице обходится недешево, Скотт занимает у всех, кого может, продолжает писать рассказы, но за два года он закончит новую версию романа. Он еще не знает, что это будет его последний роман. Название он позаимствует из "Оды соловью" Китса, которого он всю жизнь обожал. Из поэмы, где соловей - традиционный символ любви и обещания счастья, неожиданно предстаёт певцом смерти.

Уйти во тьму, угаснуть без остатка,
Не знать о том, чего не знаешь ты,
О мире, где волненье, лихорадка,
Стенанья, жалобы земной тщеты;
Где седина касается волос,
Где юность иссыхает от невзгод,
Где каждый помысел — родник печали,
Что полон тяжких слёз;
Где красота не доле дня живёт
И где любовь навеки развенчали.

С января по апрель 1934 года роман "Ночь нежна" пуликуется частями в журнале Scribner's, а в апреле того же года выходит книга. Фицджеральд писал роман девять лет и сделал четырнадцать вариантов. Он писал его слишком долго. Книга принята более чем прохладно. На дворе финансовый кризис, и никто не хочет читать о том, как богатые люди проводят время на пляже на Лазурном берегу. В тридцатые годы пляж воспринимается уже так же, как сейчас: как общепринятое, дешевое и слегка вульгарное развлечение. “Нельзя спрятаться от урагана под пляжным зонтом” - так откликнулась газеа Daily Worker’s на выход "Ночи".

После смерти сыновей Джеральд Мёрфи напишет Скотту: "Только выдуманная часть нашей жизни имела хоть какой-то смыл". Скотт ответит: "Золотая чаша разбита, но она была золотой". Как замечает один из его биографов: если б чаша была действительно золотой, она бы не разбилась.